Приходит очередной день, принося в моё израненное сердце то бальзам, то стрелы. Ночь в руках человека, уже играющего некоторую смешную роль, мы умеем на несколько часов притворяться, что нам не всё равно. Разговоры на русско-английском о Боге и о театре, о судьбе России, о всех нас - откуда брались слова в моей голове?
И напоённое солнцем утро, кофе и прогулка с прошедшей Любовью; мы заливаемся противоречивым смехом, и нам хорошо идти рядом, зная, что мы ни за какие вкуснейшие коврижки не хотим пробовать строить счастье снова.
И Вечность моя. Я думала, я сильнее. Но он встречает меня у работы, сердце мое замирает, сердце мое стоит передо мной, красивый, невероятный, самый близкий человек. Мы говорим о незначимых вещах, но слова уже давно предали нас, и важно иное, становится очевидно правильной теория струн, мы задеваем своим существованием их, и они поют.
-И он говорит, ты хорошо. Устроилась, мужчина для секса и мужчина для любви. Ты знаешь, у меня проблемы с первым, но идея хороша же?
- Да, но ты и сама знаешь, это никогда не работает

Вечером я пишу ему три строчки, на них не приходит ответа. Любовь не выжигает, но греет, снова весна, снова в моей жизни есть Тот Самый Человек, который не со мной.

И вечер мой проходит с лучшим другом, мы летаем по улицам в поисках собора, где растворяемся в органной музыке. Гуляем по ночному центру, он кутает меня в шарф, мы легко говорим, шутливо переругиваемся. Он заслонил мне весь мир, и это хорошо, потому что с ним я забываю о том, что у меня есть переживания. Слава Богу, что мы друзья.

Как много слов. Завтра я еду в Белоруссию. Я счастлива.

Настоящая весна пришла в любимый прокуратором город, окатив с ног до головы густым и сладким счастьем. Человеческое тепло, спрятанное в объятиях, бывший друг, вернувшийся спустя месяцы на час в мою жизнь, и друг настоящий, с которым вдруг связалась всё на свете, и к которому (как ожидаемо) вспыхнула большая и сильная привязанность, и тут уже Никитины подсказывают, что мне очень даже хорошо.
Солнце прыгает на шпиле, я пью чёрный кофе и готовлю дома глупые вкусности.
Как только решаю впасть в депрессию, мир подкидывает чудес. Кажется, это ужасно здорово.

Ночь показывает мне разное.
Говорит: молодец, научилась не напиваться, это на двадцать первом году жизни-то; но в то же время быть в толпе и брать даже от не самой родной компании все, чему можно смеяться и удивляться.
Убеждает: у вас с Вечностью не было ни единого шанса, потому что вот, чужой тебе, в общем-то, человек, но ты расцветаешь в его руках и вы можете шутки нежные, будто и правда давно дружны, и засыпаешь ты с ним, переплетшись в неповторимом узоре из рук и ног, и тебе не тяжело это, а утром с улыбкой можно положить синего Салли в обмен на себя, и не жалеть, и не испытывать раздражения к этому сонному смешному существу. А значит, дело совсем не в том, что кто-то приучил тебя к обособленности, а просто чувства так выцвели, что не оставили места теплу и проникновению.
Ночь рассказывает, что люди умеют быть хорошими, когда ты не ждал этого вовсе, и вдруг оказывается, что ты куда сильнее связан с ними, чем думалось.
А утро серое, но такое светлое и полное воздуха, что я удивительно счастлива и рада своей свободе.

Крохотные предательства ранят и застревают в сердце. Он не звонит мне, но гуляет с той самой девушкой, о которой не было сказано ни одного хорошего слова, по циферблатам.
В магазин блаблабла завезли слова "я люблю тебя" и "ты одна на всю жизнь". ©
Всё непоправимо глупо, и я просто живу понемногу, все силы бросая на поддержание цельности, но где же эти силы дают, ну. Кажется, запас позитива тянется ещё с одиннадцатого класса, когда уже кончится

День за днём происходит чудо. Я спокойно произношу слова "фундаментальная группа", зная, что это значит, и что это повлечёт. Подпрыгиваю на месте у доски, и когда задача вдруг решается и выстраивается как на ладони, мой великолепный научник с улыбкой смотрит на меня:"Ну что ж, поздравляю, вы всё доказали". И я разливаюсь светом по вечерней кафедре. Или мы сидим и говорим о том, как жить в мире математики, как искать задачи, кофе греет руки, я подтягиваю ноги под себя - сплошной сюр, если помнить, что мы учитель и ученик. Но разговоры спокойно текут, и он находит правильные слова, чтобы излечить меня от страха перед будущим. В вечной любви клянусь, мне ужасно повезло с ним.

Чего только не было этой зимой - одно за другим разочарования, и счастье, захлёстывающее с головой, и земля, уходящая из-под ног, и глупое, странное равнодушие к тем, кто казался таким важным.

Первый день зимы, второй день зимы, третий - всё было окрашено тёмными тонами, непроходящей депрессией, каким-то огромным горем и тоской. Я мечтала о громком и огромном двадцатилетии - но только я и умею устраивать своим друзьям праздники и сюрпризы, мои родные спокойно к нему отнеслись - и это правильно, но как, как мне смириться, мне, исписывающей асфальт от метро до входа, мне, приезжающей с цветами к подъезду, мне.
Кажется, я и не смирюсь никогда с неидеальностями, от которых хочется выть, раскроить себе голову о батарею, Господи, мне так тоскливо, Господи, пощади меня. Я пытаюсь рассказать дедушке про Женю - и в горле встает ком, потому что "я же, для него, я была готова, а оооооон..." - я до крови кусаю губу, чтобы не разрыдаться прямо там. Что же это такое, я попала не в то время, не в ту компанию. Мне нет места тут, и я теряюсь в догадках, что же с этим делать?
Всех радостей за зиму:
снег за окном первого числа, такой сверкающий и чистый;
Валера, раз за разом спасающий от самой себя;
дети.

А больше и не остаётся ничего, всё чаще я хочу сбежать даже от тех, кто привык меня любить, потому что я больше не могу.

Жизнь по взмаху волшебной палочки потеряла всякий смысл. Университет, и книги, и работа, и люди- всё утратило цвета и стало серой бесполезной массой, а сердце, в котором раньше уживались живительные сомнения, очистилось от них, и от всего сопутствующего, и перестало биться.
Что-то сломалось в механизме. Настолько, что я, некогда такая веселая и живая, больше не стремлюсь жить.

Наша вечная игра в красивые дома, в необычные сюжеты и в громкий смех; вот, лев, как думаешь, запрыгну с одного раза? у всех вокруг такие кислые лица, и так приятно видеть, что ты сплошная радость, зайдем в эту церковь, я уже худший в мире брат, хэй, как же мы давно не говорили.
Я иду в его шапке по Моховой, сползает на глаза, со смехом обсуждаем то недавнюю книжку, то удачную статью, то дурацкий фильм. И в одном этом взгляде, разделенном на двоих, читается уважение к другому, потому что вдруг я чувствую себя понятой и оцененной, и рядом с кем ещё я могла бы?

У Любви отец в больнице. И вот, казалось бы, мы расстались два месяца назад, а у меня все равно невольно восклицание вырывается, и я вспоминаю его слова о том, что страшно, ведь уже не молод совсем, и думаю, как же там его мама.
Выздоравливайте, пожалуйста, ненавидящий меня папа, я искреннее некуда этого хочу.

Ах, глупое сердце заходится в истерике - то когда я встречаю в коридоре N., то когда листая новостную ленту фейсбука, я вижу Прошлое с его нынешней пассией, то когда научный руководитель забирает фломастер и наши пальцы сталкиваются на момент. Это всё весна, в которую я так привыкла влюбляться и не думать о серьёзностях.
Но на самом деле я чётко знаю правду; правда в том, что у меня есть Вечность, и пока не видно ни одного пути, по которому бы мы могли сбежать друг от друга. И это, несомненно, счастье.

Когда кажется, что счастья уже не может быть больше, вдруг снова происходит взрыв, счастье преумножается, ширится, открывается третий глаз и пятое измерение.

Бесконечные работы вдруг становятся осмысленными, ангел мой решает задачи, и я вижу в ней тот кусочек себя, который дарю ученикам: мои решения и мой запал, моя любовь к картинкам в алгебре, к уравнениям в геометрии. И её личный энтузиазм.
Десятый класс как по мановению палочки становится шёлковым, но это только начало пути, а четверо солнц вместе со мной сидят в плотном кружке и смеются, вызывая гнев начальства.

Или вот чёрная сова, умеющая выражать все эмоции с помощью раскидистых бровей, подаренная мне со словами: "Плюшевые медведи - это пошло, вот совы в самый раз". И когда я уже не жду новых подарков Вселенной, дома меня ждёт открытка из Польши,"моей дорогой", и эта огромная и важная дружба снова кажется не-разлей-вода.

А я разваливаюсь на куски, разлетаюсь пылью. Моя дорогая уже и не знает, что со мной делать, потому что я зависаю взглядом, рыдаю и содрогаюсь от боли, видя счастье где-то вокруг себя.
Я дурацкий трудоголик. Теперь работы четыре, куча каких-то детей, которых то надо вытаскивать из пучины безумия, то просто показывать крутые задачи и не давать сбиваться с самого верного из курсов. Работа не даёт сойти с ума, работа дисциплинирует мозги. И все эти дни становятся не днями-когда-я-должна-видеть Вечность, а днями-когда-я-работаю, днями-когда-я-хожу-на-все-пары, днями-когда-я-глотаю-книги, днями-когда-я-сплю. Потому что то, что казалось стальным и крепким, рухнуло, рассыпалось трухой. Господи, если бы я знала раньше, мне было бы не так трудно.

Горе осязаемо и непереносимо; оказалось, что слова про дыру в груди - всё бред, потому что в груди застыло что-то холодное и до крайности тяжёлое; неделю назад я писала очередной девочке, в которую поверила (зря), что Любовь не исчезает, лишь приобретает новые формы, и как мне жаль, что я оказалась права.
В эту субботу я должна была сидеть на диване в его квартире, пересматривать Титаник и хрумкать чипсы. Хмм, кажется, всё с ним в придачу оказалось несудьбой.

И напоследок, самая верная из цитат:
"Она не ощущала страха, только грусть, глубокую, как самая холодная река, самое сердитое море, самый тёмный лес. Эта глубина могла забрать всё что угодно: и память, и преступление, и боль, и всего человека. Такой грустью хорошо укрывать прошлое, когда кончается любовь, — больно не будет, будет никак."

Маяк больше не светит. Мне странно, что всё распалось и расстроилось, сессия окончательно разбила меня на маленькие кусочки, и я почти потеряла возможность говорить на русском хоть сколько-нибудь осмысленно, все мысли и внутренние диалоги звучат на американском.

Питер Пэн, в которого я позволила себе влюбиться на пару дней, оказался дурацким Дорианом, я знала, и как же обидно поверить в хорошее, когда реальность куда прозаичней.
Я ищу и не нахожу опоры. И просто продолжаю держаться.

В моих девочках есть искра Божья. Источник энергии и счастья.

Несмотря на ушедшие в прошлое отношения, этого юношу хочется всё ещё звать Любовью, уж очень ярко и живо всё это было, и кто, если не он, заслуживает подобных прозвищ.

Итак, мне вчера решилось написать Любви о том, как радостно нам было вместе, спасибо сказать, в пол поклониться - он ответил, на душе стало теплее и легче, потому что Вечность моя творит странности, утопает в паранойе, и я всё дальше и дальше стремлюсь сбежать, как бы больно не было это всё забыть.
А с Любовью мы трепались как в давно забытые, но вот странно - мне не хочется вернуться, и это смешит меня, все его нелепые слова, и усталость моя, и осознание, что я впитала его повадки. Спасибо, дорогой, мне нравится в этой личности, будет смешно, если вдруг это со мной навсегда.