Единственный безопасный способ окунаться в ту беспечную и яркую круговерть надежд и разочарований теперь - любить отчаянно и безнад/е/жно на расстоянии; не смея ни словом, ни касанием, только взглядом иногда. И никогда нельзя долго, потому что тогда можно заиграться, потому что тогда можно оступиться - и вся жизнь рухнет и уже не восстанет из пепла.
Поэтому теперь я изнываю от боли и сладкой тоски, от не-больше-чем-улыбка, не-больше-чем-все-время-сталкиваться-взглядом. Я даже не хочу поделиться этим ни с кем (читай, с ней), потому что это отщипнёт ещё кусочек и без того хрупкого счастья влюбленности. Но я научилась смотреть в глаза, чтобы ещё немного продлить этот голубой холод, хотя раньше всегда и со всеми отводила взгляд.

Мои братья стали умными и взрослыми, и с самым старшими уже можно говорить (почти) на равных. Муж задружился с ними, и теперь в нашей семье есть ещё один ребёнок в его лице - а я наблюдаю за тем, как он играет и шутит, и пытаюсь увидеть его через 3-5-7 лет. Как все это будет с нашими детьми?

Русский север с его белыми ночами, стелющимися по земле травами и необъятными просторами озёр принимает меня снова, будто гладит по голове, и я падаю в его холодные объятия, забывая, что бывает другая жизнь.
Мурманск тянется ко мне щупальцами портовых кранов, напоминая о Кирилле, и сердце сжимается от тоски и раскаяния за чудного человека, которому я причинила столько несправедливой боли, и мне хочется вернуться назад, все переиначить, исправить, по-другому разговаривать и поступать, и побыть с ним ещё немного, ещё чуть-чуть, не произносить этих страшных и нечестных слов о нелюбви. Многим прошлым я смогла бы написать или позвонить - и объяснить что-нибудь, попросить прощения - но он - запретая территория. Прости меня, Кир. Я была так неправа.

Разговоры заводят в безумные дебри, фраза "у меня чудесная жизнь, жаль, не моя" не кажется оксюмороном; мой американский мальчик вытягивает из меня правды, и когда мы засыпаем рядом, не имея никакой возможности снова влюбиться друг в друга, я хочу остановить мгновение, и все-таки захотеть вернуться к тому, на что я обречена.

Безумное количество знакомых заводит вторых детей; а я не могу придумать ни одной причины, чтобы завести первого, вот усыновить - может быть, но своих… Брак в той своей фазе, в которой мы спим в одной кровати, но проводим все время порознь, и мне все тяжелей придумывать причины остаться. Очень смешно, что я такая инерционная - если вместе, то до конца жизни бы вместе, если порознь - то как будто отталкиваюсь и уплываю в небытие.
А я сегодня встречу Прошлое спустя три года невстреч, и я пытаюсь найти в сердце хотя бы немножко трепета, но его там нет. Вот ведь забавно. Отболело.

Мои сны - каскадёры реальности, возможность пережить то, что уже никогда не случится, коснуться фантазий и самых неприятных страхов. И вот сегодня во сне я ухожу к родному человеку от мужа, и уже через неделю с отчаянием безысходности понимаю, что нет теперь ничего роднее моего странного, нелогичного, иногда вопиюще невыносимого любимого, что два года наших отношений поставили на мне незаживающее клеймо принадлежности, и как бы я ни любила когда-то Родного, как бы близко не пролегали наши дороги, я с Греминым, и не хочу другой жизни.

Периодически меня накрывает волнами горячей любви. Она физически ощутима, фактурна, ее можно пощупать руками, можно почувствовать, как она обхватывает мягко сердце. То мы идём с моим самым близким и лучшим другом в ресторан на 14 февраля, и нас конечно, конечно - принимают за пару, и мы настроены на одну волну, впрочем, иначе и не бывает. Мы снова знаем лучше любых других людей мира, что творится в семьях друг друга, в головах друг друга. Я пытаюсь отпустить его, но я не уверена, что когда-нибудь смогу; и уж тем более мне не понять, как мы смогли потерять "то, что хранить было, в общем, несложно". Мне хочется верить, что это пройдёт до конца. Что можно быть братом и сестрой, и не думать даже украдкой, что можно однажды проснуться в десятом классе.
В другой день я целую в щеку на прощание коллегу, и меня осеняет. Он таскает мой тяжёлый рюкзак, подставляет локоть на скользкой улице, утыкается в незащищенную шею, обнимая при встрече - порой кажется, что это за гранью фола, и нежность разрывает сердечко, забывающее на секунду, что мы оба женаты. На тысячную долю секунды. Ради игры, ради воспоминаний, что можно в принципе быть фейерверочно влюблённой. Ради почтальона, который звонит как минимум дважды.
Потом я сижу на уроке в кружке своих детей, которые уже только наполовину мои ученики, в некотором смысле давно мои учителя, и голубоглазый мальчик, так непримиримо похожий на мою выпускную Любовь, рассказывает что-то, и мы заливаемся смехом, и я почти-почти вижу золотые нити, которые петлями свиваются вокруг наших лодыжек, не давая нам остаться друг без друга, когда закончится этот год, эти три года, это прекрасное время, когда я снова была шестнадцатилетней, потому что имела право быть среди них. И совсем не важно, что есть другая любовь. Меня две, три, меня десять - мне много разных лет, и разных судеб, и моего разума - и моих чувств - хватит на всех этих прекрасных и чудесных людей.

Летом мы сидели на веранде дачи друзей мужа, и я смотрела на одного из гостей с мыслью: он тут самый адекватный и хороший. Он отвозил свою девушку на дачу, а потом по жутким пробкам ехал в Москву на репетицию. Он не мог позволить ей добираться в дальнюю даль на электричках. Он рассказывал, что он с дирижерского факультета. Он пел в хоре Александрова. И я не могу поверить, что теперь он навсегда в Чёрном море, ведь меньше, чем полгода назад мы сидели за одним столом и смеялись.
Как же так? "Не должны умирать красивые, не должны умирать храбрые.".
И я плачу весь день и не могу остановиться.

1 декабря - это не только первый день, то ещё и крайний день очередного года жизни. И так тяжело каждый раз встречать этот день, как будто что-то крайне неуютное и неудобное наваливается, словно каменеет всё внутри. Кто придумал дни рождения, и обязательность поздравлений и ответов, и вынужденную радость этого недопраздника. Ах.

Но итоги нового года жизни - это можно. Я видела три моря, и была в шести странах, видела Великую китайскую стену и Военно-грузинскую дорогу, была в Калининграде и Владивостоке - и вряд ли еще будет год, в который я успею охватить свою родину от края до края. Карабкалась по горам, носилась на велосипеде по Парижу, просыпалась в Женеве. Столько раз садилась на самолёт, что и не вспомнить; провела в Кучино две недели - одну зимой и одну летом, и влюбилась наповал - в Берту, и кошек, и поле, открывающееся за бродвеем. Вышла замуж - боже, я и забыла! И прожила год под одной крышей с человеком, влюбляясь в него с каждой секундой больше и больше, и не веря своему счастью. Выиграла дважды участие в философской школе, и раскрыла совершенно новый мир иных книг и иных людей; и приняла свой взаблмошный и сумасшедший характер, из-за которого я ссорюсь раз за разом с людьми, но знаю теперь, что это моё проклятие и расплата за слишком большую любовь.
Я начала еще две огромные и важные работы, и почти утонула в их обилии, но смогла как-то выбраться, и влюбить в себя новых детей, и написать 12 тестов по линейной алгебре, и найти общий язык с угрюмым по началу ребенком из Киргизии.
Невозможно поверить, как много, как ярко. Я каждый год перекручиваю 365 дней в своей голове, и не верю, что может быть круче - однако каждый раз становится круче. Пусть и в этот раз.

Нет фигуры устойчивее, чем треугольник, в эти дни. Раз за разом тройки людей собираются на нашей кухне, и поют песни, и решают задачи, и говорят, и пьют, и признаются во внутренних печалях и счастьях. И это так красиво.
Сколько дел может помещаться в одну неделю, сколько слов может жить в моей голове, сколько книг на моих полках? Иногда я не уверена, что меня всего один человек, иначе как я успеваю и почему я еще не разорвалась на множество маленьких-маленьких кусочков, разбросанных по городу?
Сегодня у меня снова тысяча заданий, и моя радость приезжает говорить со мной и ночевать со мной, и это спасает от бесконечной и темной печали усталости.

Все возвращается на круги своя; пять лет назад тоже было суббота, 15 октября, и впереди маячила устная олимпиада, которую мы проводили, и светлый мальчик Саша принёс мне лилию, сложённую из бумаги, чтобы напомнить виток жизни, случившийся за полтора года до этого.

Сейчас некогда вспоминать прошлое, и тем не менее, оно повсюду. Запахами, видами, идеями оно наполняет воздух, из-за каждого угла за мной следит какая-нибудь прошлая я, и настоящее теряется в этом переплетении.
Моя работа поглотила все сферы моей жизни, мне снятся о ней сны, я делаю ее постоянно. И это радостно, хотя и немного утомительно. Любовь явно страдает от этого, but it is what I need to do right now. И мой терпеливый муж, надеюсь, сможет вместе со мной это выдержать.

Иногда я думаю, что лучшим решением в жизни было бы сбежать от всей окружающей меня кутерьмы, уехать, странствовать, стать феей разных незнакомых людей.
Вот и сейчас, я погребаю себя под работой, с которой не успеваю справляться, надламываю что-то внутри, снова и снова сталкиваясь с непримиримыми противоречиями, которые можно загнать в темноту и спрятать в надежде, что не вспомнишь потом, но они все равно лезут наружу, эти мои мерзкие проблемки; в голове смешались мысли, и я уже больше не принадлежу себе, не принадлежу мужу или друзьям, а только этому безумному круговороту жизни, который меня засасывает и уже вот-вот-вот я в нем захлебнусь.

Постоянно хочется спать. Забиться в угол. Укрыться с головой.
Моя школа рушится, складывается, как карточный домик, брат идёт на брата, друг на друга, очень больно, очень страшно. Кажется, что это происходит не со мной, хочется, чтобы так.
Сил не хватает ни на что. Слезы тоже уже внутри в ком связались.

А на улице такое солнце, такое тепло. Я иду по переулку рядом с Белорусской, и вспоминаю, что когда мне больнее всего, в мире всегда светит нежное солнце. И я смогла найти работу, которую так хотела делать ещё много лет назад, когда была маленькой слабой девочкой. Мой любимый муж обнимает, и понимает меня, и утешает, приводя в чувство.
Так почему же так пусто и так больно?

Я люблю Москву всей душой, не смогла бы уже теперь жить в каком-то другом городе, ни горы, ни села не могут дать мне той успокаивающей сердце радости, которая наполняет меня здесь; радостью спокойствия, радостью размеренного существования, радостью обладания миром, возможностью дотянуться до любого желанного предмета и человека. Я люблю Москву за то, что она - муравейник, что люди здесь бегут по своим делам, что у них есть эти дела, эти бесконечные списки дел, которые не ждут; жизнь здесь осмысленна in some crazy way, и это прекрасно; я люблю её за то, что в радиусе двухсот метров всегда смогу найти хороший кофе, за то, что вокруг кипит разнообразная торговля, что всегда, просто оглянувшись вокруг, можно наблюдать рост и развитие человеческой выдумки.
Люблю за смешение стилей, и за выдержанность оных в некоторых местах, за многолетнюю историю, скрытую под слоями новой штукатурки, за живую силу, спрятанную в фасадах домов, за парки, которые то там, то сям вспыхивают зелёными оазисами посреди каменных лабиринтов мегаполиса.
Я могу писать оды этому городу, в котором родилась, очень долго; самое забавное, что в детстве было все равно, где жить - лишь бы рядом были родители, и в юности было все равно, где жить, лишь бы рядом были друзья. И только сейчас, когда во мне ярким цветом зацвела социопатия, я стала привередлива к месту, в котором просыпаюсь, к улицам, по которым проходит мой дневной путь; я люблю Москву за то, что это моя стихия, я чувствую нутром её правила, и мне в ней не одиноко, хотя могло бы; но она тот мой друг, который всегда рядом.
Люблюлюблю.

Всю жизнь все читают анекдоты про свекровей и тёщ. Я тоже читала, и удивлялась, откуда же они берутся? Мамы моих любовей были прекрасными и нежными созданиями, с которыми мы обменивались подарками, говорили часами, смотрели вместе "Модный приговор" и готовили в четыре руки на кухне.
А теперь я вышла замуж и моя свекровь бьет рекорды всех предыдущих кандидаток, она чудесная, умная, красивая и спокойная женщина, мы ни разу не ругались, у нас всегда есть темы для разговора, мы ходим вдвоём на концерты и в театр, работаем вместе, готовим с удовольствием вместе, смотрим фильмы с вином, когда наши мужчины уезжают, переписываемся в телеграме; мы с ней - то, что называется freakishly close, носим один размер одежды и обуви, и вот теперь даже купались голышом в горной реке, это почти пугающее родство - но я просто счастлива, что из всех свекровей мира мне досталась именно эта.

Мне порой жаль, что по поводу несогласия в некоторых вопросах жизненных позиций не ведутся гражданские войны. Кажется, они должны были бы быстро заканчиваться - потому что можно долго воевать за "равенство и братство", что бы это ни значило на практике, можно быть на противоположной стороне - в попытках спасти старый мир с его работающей системой; но, думается мне, сложно вести войну и проговаривать внутри себя "я борюсь за то, чтобы людей с нетрадиционной ориентацией все так же били, унижали и не давали жить обычной жизнью. Я рискую своей жизнью ради этого".
Потому что все эти прекрасные люди, которые хотят, чтобы все жили "прилично", вряд ли готовы умереть за это. Прямо вот так вот, реально. Мне кажется, это должно отрезвлять.